Формирование оптимальной правовой позиции защиты
- Подробности
- Просмотров: 3697
Страница 2 из 4
Помимо ошибочности высказанного 3. В. Макаровой положения, ее концепция по данному вопросу порочна в том, что в принципе допускает возможность решения одного из наиболее важных, принципиальных вопросов защиты — о правовой позиции-—в зависимости от того, каких взглядов по тому или иному спорному вопросу придерживается защитник. Если следовать рассуждениям автора, то станет совершенно очевидным, что обвиняемые при реализации права на защиту окажутся в неравном положении, так как одни смогут реально рассчитывать на помощь защитника, солидарного с ними при отстаивании правовой позиции, а другие будут лишены такой возможности только из-за приверженности избранного адвоката к противоположным взглядам на процессуальное положение защитника.
Считая допустимой самостоятельную позицию защитника при отрицании обвиняемым вины иногда уточняют, что адвокат при расхождении позиций должен предложить обвиняемому пригласить другого защитника .
Наиболее согласуется с принципами советского уголовного процесса, задачами советской адвокатуры и соответствует интересам практики точка зрения, согласно которой защитник обязан оспаривать обвинение при непризнании обвиняемым вины и не может занять по этому вопросу позицию, отличную от той, которую выдвинул его подзащитный .
Такая постановка вопроса, к сожалению, не всегда находит понимание и поддержку у практических работников. Некоторые из них полагают, что защитник, выполняющий свой профессиональный долг и солидаризирующийся с позицией обвиняемого (подсудимого), отрицающего вину, мешает установлению истины.
О пагубных последствиях концепции самостоятельной правовой позиции защиты свидетельствуют факты, когда ошибочность приговора устанавливается по жалобе осужденного, а не его защитника, считавшего вину доказанной. Да и к предотвращению и исправлению судебных, ошибок, пусть единичных, но тем более досадных, не всегда прилагали усилия защитники, направленность их позиции оказывала дополнительное воздействие на формирование внутреннего убеждения судей о виновности подсудимых. Об одном таком деле шла речь в судебном очерке «Частное определение, которого не было», опубликованном в «Литературной газете» 15 января 1986 г. Адвокаты оставили без защиты лиц, нуждавшихся как нельзя более в их профессиональной помощи, не стали на защиту невиновных, причастность которых к преступлению была, отнюдь, не бесспорной. Справедливо звучат слова автора очерка, что защита «испытывает на прочность улики и доказательства — все аргументы, подтверждающие обоснованность обвинения. Все, что можно сказать в защиту преданного суду, она обязана высказать вслух. Даже в тех случаях, когда вина подсудимых очевидна и велика: это страховка на случай ошибки, это великая гарантия правосудия».
В Основах уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик, а также в Законе об адвокатуре в СССР внимание акцентируется на том, что все предусмотренные законом средства и способы защиты должны быть направлены на отстаивание прав и законных интересов граждан. Поэтому рассмотрение вопросов о правовой позиции защиты вполне обоснованно связывается с законностью защищаемого интереса.
Это понятие трактуется по-разному. Так, законным предлагается считать любой интерес, поскольку обвиняемый отстаивает свои жизненные интересы . Высказывается и другое мнение: законный интерес — это интерес, отраженный в законе и ему не противоречащий, это интерес, соответствующий целям и задачам правосудия . Нам более всего импонирует мнение, согласно которому пока истина не установлена и не закреплена в приговоре, нельзя определить, законен интерес обвиняемого или нет. До этого момента защитник должен руководствоваться презумпцией законности интереса подзащитного.
Трудно согласиться, например, с В. Д. Гольдинером, утверждающим следующее: если адвокату становится известно, что подсудимый, отрицающий свою вину, совершил вменяемое ему преступление, он не может его защищать не только потому, что интерес подзащитного незаконен, но также и потому, что средства и способы защиты являются в этом случае для защитника заведомо незаконными .
Прежде всего, неверна, а также противоречит презумпции невиновности посылка автора, что защитник «убедился» в совершении подзащитным преступления до установления его виновности в предусмотренном законом порядке. Кроме того, автор смешивает понятие законного интереса и законных средств и способов защиты. Он забывает о том, что они не взаимосвязаны и обнаружение незаконности интереса еще не свидетельствует о том же в отношении примененных средств и способов. Отдельные юристы высказывают мысль о том, что защитник не может, вплоть до вступления приговора в законную силу, исходить лишь из невиновности подсудимого. Л. Д. Кокорев пишет: «Ссылка здесь на презумпцию невиновности, на некомпетентность защитника решать вопрос о виновности — неуместна» .
Для адвоката, который защищает интересы обвиняемого, отрицающего вину, он невиновен, и интерес его, состоящий в опровержении инкриминируемого деяния,— законен. Защитник не вправе пренебрегать показаниями обвиняемого, которые являются доказательствами, равными с другими по юридической силе.
Несостоятельна также попытка обосновать пренебрежение презумпцией невиновности пои отстаивании позиции защиты на протяжении всего расследования и судебного разбирательства наличием «начальной» и «конечной» позиций, при которых только «исходная позиция адвоката-защитника действительно должна строиться на основе презумпции невиновности» .
Допускать возможность корректировки, уточнения позиции совсем не означает, что защитник может пренебречь важнейшим принципом уголовного процесса. Как •отмечает М. С. Строгович, «закон считает обвиняемого невиновным, пока те участники уголовного процесса, которые считают его виновным, не докажут, что он действительно виновен, и пока суд не установит вину своим приговором» . Из этого непременно должен ис25
ходить защитник, выполняя свой профессиональный и нравственный долг. К сожалению, отдельные практические работники и ученые игнорируют это важное положение. Так, в литературе можно встретить высказывания, где именуется преступником лицо, в защиту которого в судебных прениях произносится речь . У некоторых следователей и судей заранее формируется установка о виновности обвиняемого (подсудимого) и они с предубеждением относятся к доводам, приводимым защитником в его пользу, а подчас пытаются ограничить действия защитника, активно отстаивающего позицию невиновности, оказывают давление на адвоката вплоть до вынесения частных определений по поводу отстаиваемой им позиции.
Чтобы обосновать допустимость оперирования независимой от подзащитного позицией (при отрицании им вины), обычно ссылаются на внутреннее убеждение адвоката-защитника, которым он не может пренебречь и которому позиция должна соответствовать. Утверждается, что «вряд ли обоснованно и справедливо требовать от защитника поддержания позиции невиновности подзащитного, если он придет к твердому убеждению о доказанности его вины» .
При этом игнорируется то обстоятельство, что защитник призван содействовать подсудимому в осуществлении его прав и защите его законных интересов (ст. 266 УПК УССР), именно ради этого он, участвуя в прениях, высказывает свое мнение о значении проверенных доказательств. Если допустить, что свое мнение защитник может строить на основе внутреннего убеждения, сформулированного в отрыве от занимаемой подзащитным позиции, то совершенно очевидно, что он не сможет выполнить сформулированную в ст. 266 УПК УССР задачу и будет действовать вопреки интересам защищаемого им лица.
В тех случаях, когда его внутреннее убеждение сложилось не в пользу подсудимого, защитник, тем не менее, не освобождается от обязанности поколебать, оспорить обвинительный тезис и должен противопоставить ему иное истолкование обстоятельств события.
Особенности решаемых защитником задач, односторонность выполняемой им функции лишают внутреннее убеждение адвоката той определяющей роли, какую оно играет в деятельности должностных лиц следствия и суда.
Нельзя согласиться с тем, что процесс формирования внутреннего убеждения защитника не имеет специфики . Доказательственная информация воспринимается и преломляется защитником в соответствии с установкой на отыскание оправдывающих или смягчающих ответственность обстоятельств, анализируется и трансформируется под влиянием показаний обвиняемого, сведений, ставших известными адвокату в процессе оказания юридической помощи, из бесед с родственниками подзащитного, а также других данных, которыми располагает адвокат, но не может легализовать их из-за необходимости соблюдения адвокатской тайны.
Несмотря на это, внутреннее убеждение защитника может сложиться неблагоприятно по отношению к выдвинутой подзащитным версии. Это дает основания некоторым ученым утверждать, что защитник в такой ситуации должен отказаться от защиты (но не ранее окончания судебного следствия), а суд обязан проверить обоснованность мотива отказа .
Отказ защитника от дальнейшего осуществления своих профессиональных обязанностей в самый напряженный момент судебного разбирательства (перед прением сторон) оказал бы значительно большее эмоциональное воздействие, чем самая изощренная обвинительная речь, и этим был бы нанесен непоправимый ущерб праву обвиняемого на защиту.
